Зала суда наполнилась тяжёлым молчанием, когда Лилия Судакова, больше похожая на мраморную статую, чем на живого человека, отказалась просить прощения. Её голос звучал, как скрип льда под ногами: «Я не виновата». Семь лет колонии — приговор, который повис в воздухе, словно туман над болотом, но даже он не смог растопить её каменное спокойствие.
Адвокаты и прокуроры метались вокруг её дела, как коты вокруг миски с молоком. Сначала — явка с повинной, потом — отказ от неё. Судья, морща лоб, перелистывал материалы, будто пытался разгадать ребус, где все ответы написаны невидимыми чернилами. «Она боялась и любила», — звучало оправдание, но в зале никто не верил в эту сказку. Ни полицейских отчетов, ни медицинских справок — только её слова, острые, как тот самый нож.
Она рисовала картину домашнего ада: побои, угрозы, пьяные выходки мужа. Но холст оказался дырявым — ни одной зацепки, ни одного свидетеля. «Он бил меня ещё до свадьбы», — говорила Лилия, но судьи переглядывались: где же следы? Где крики о помощи, которые должны были разорвать тишину хоть раз за три года?
Когда огласили окончательный вердикт, Лилия лишь провела рукой по идеально уложенным волосам. Ни слёз, ни истерик — только лёгкая усмешка, будто она только что услышала плоскую шутку. В зале зашептались: «Ледяная». Возможно, единственное, что растаяло в этой истории — её алиби.
